Людмила Минич - Жемчужина из логова Дракона[VolgoDon конвертируется в fb2]

Ветер помнил, как тяжело умирал Учитель. Наверно, перед самой кончиной, когда взору открывается обличье Нимоа, он предвидел бесславный конец своей школы, своего единственного любимого детища, и оттого тянулся к Ветру и пытался что–то сказать. Быть может, остеречь, направить… А Ветер не понял, не слышал. И сбежал.

Эта вина — камень на сердце, нежданный, негаданный в последней трети жизни. И его не сбросить, потому что сделанного не вернешь. Что можно сделать теперь? Отомстить? Ославить обидчиков на все Вольные Города, да еще Витамское Царство и Либию впридачу? Бессмысленно, покоя это не вернет, и школы тоже. Но Ветер все равно возвращался в город своей юности, его влекло сюда необоримо, вопреки своей дурной славе и разумной осторожности — в Вальвире карают за любые прегрешения, даже самые давние.

И вот он вернулся. Городские ворота Вальвира проглотили его, как и всех остальных. Он вернулся, и что теперь?

— Куда теперь, Ветер?

— Да, куда?

Така деловито закинул за плечи раздутый мешок с их нехитрым скарбом, в то время как Ильес считал своим первейшим долгом помочь сойти с повозки великому стихотворцу. За свою долгую бродячую жизнь Ветер научился с терпеливым спокойствием сносить любую заботу, но постоянно готовое подпереть его плечо Ильеса напоминало о грядущей старости, что встала на пороге и ежеутренне стучалась в дверь. Он не раз порывался отчитать непрошенного доброхота, но искреннее счастье, что каждый раз загоралось в глазах нового «ученика», заставляло его сдержать порыв.

Ученики. Они сами провозглашали себя таковыми, увязывались за стихотворцем, кочевали из города в город его путями, изводили немыслимыми притязаниями, а временами даже смешили. А потом бросали, изверившись в пользе для себя, не добыв ни славы подле знаменитого «учителя», ни денег. Иные уходили с поклонами и заверениями, что научились уже многому и хотят отпустить плечо мастера, другие смущенно отводили глаза, а потом терялись в дороге. Случались и такие, что плевались в обиде, обвиняя в том, что наставник не дал им обещанного.

Они были сами по себе, а он сам. Сами себе пророчили славу, сами обманывались. Сами приходили, сами покидали его. Ветер не принимал и не прогонял их. Посиживал с ними за кружкой пела, частенько платил за их ночлег, вместе с ними мерил шагами землю, трясся в повозках, покорял новые дали, знавал успех и претерпевал поношения. Они научили его многому, и за то великая благодарность каждому.

Нельзя сказать, однако, что известность Ветра их так ничем и не отметила. Многие оставили след, ведь каждой истории нашлось место в стихах, в пергаментных свитках. Кому под настоящим именем, а кому и под вымышленным. Лишь одна история до конца не ложилась в стихи, потому что до самого последнего дня хотелось числить ее неоконченной. Больно даже вспоминать, не то что нанизывать новые строки. Парнишка из Фалесты, Илча. Он чем–то напомнил Ветру его самого, хоть были они ничуть не схожи: ни лицом, ни нравом, ни устремлениями. И все же Илча — единственный, кто пробудил желание развеять одиночество и вместе топтать дороги ведомых земель. Надо было так и сделать. Но Ветер хотел как лучше. И вот…

Он встретил Илчу на рыночной площади…

— Так куда же? Или спросим, где тут лучший постоялый двор? — ворвался в прошлое голос настоящего.

Стихотворец с трудом оторвался от дум.

— Боюсь, Така, здесь нас лучшее не ждет. Я знавал Вальвир и раньше, но многое изменилось, — Ветер огляделся. — Сначала надо поосмотреться, что и как. Ты вот что… пойди поспрашивай у людей, где тут можно приютиться. Поскромнее. Нет… лучше ты, Ильес. У Таки вид и так разбойный, а после дальней дороги и вовсе страшный. Не след пугать горожан раньше времени.

— Я в миг, учитель!

Ильес торжествующе глянул на своего соперника и резво кинулся исполнять поручение. Ветер вздохнул. Ну, как дети, хотя обоим уже большой срок минул. Оба приткнулись к стихотворцу совсем недавно и оба в Мирре. Только Така из мастеровых, здоровый, кудлатый, а Ильес — актер бродячий, благообразный, улыбчивый, обхождения приятного, а нрав у него покруче, чем у Таки, будет, только наружу он его не кажет. Оба — не от хорошей жизни, оба уж биты и терты немало, а посмотришь иногда — как дети.

Ветер вздохнул, возвращаясь к прерванным мыслям. Как–то странно получалось: пока в Вальвир стремился, воспоминания об Олтроме жгли его огнем, а стоило добраться, как все утихло, точно улеглось. Словно с того самого момента, как они пересекли створ ворот, все пошло как должно, и нитка очередной истории готова была выпрыгнуть из клубка, только потяни. А взамен ушедшей на время горечи вокруг теснились иные образы.

Тому дню уж, верно, больше двух сроков…

Он встретил Илчу на рыночной площади Фалесты. Поймал его за руку, когда тот пытался выпотрошить пояс, неумело, словно без всякого навыка. Мальчишка попытался вырваться и тут уж проявил недюжинное упорство, но у Ветра не только сил было больше, но и сноровки в таких делах.

— Эй! Может, помочь? — двое горожан с нескрываемым удовольствием глядели на мальчишку, извивавшегося в руках незнакомца.

Паренек, видно, уже не раз бывал битым за это дело: вон, черный синяк под глазом да кровоподтек на шее, а еще полустершиеся следы побоев большей давности. Однако канючить, размазывать слезы и рассказывать, что голоден уже третий день, как и приличествовало настоящему темнику — «птенцу», не стал, только глянул на Ветра презрительно, стараясь скрыть свой страх. Сильный мальчишка и немного глупый.

— Э, погоди–ка, — один из добровольных помощников пригляделся повнимательнее, — так это ж тот самый гаденыш! Мы ж его третьего дня пришибли! У Вада Плотника мошну распотрошить пытался! Думали, досыта накормили, а он все туда же! Ну, держись!

— Э-гей, полегче, — сказал Ветер. — Теперь–то он не твою мошну потрошил. Или как?

Парнишка уже поник, но попыток вырваться не прекращал. Затихнет — и рванет, вдруг повезет.

— Что, думаешь сам сердце облегчить? — ухмыльнулся товарищ Вада Плотника. — А ну как деру даст? Эти уличные отродья, они такие!

— А мы местечко найдем потише — и никуда он не денется, — пообещал Ветер. — Так что не бойся.

— Ладно, — мужик с нескрываемым разочарованием махнул рукой. — Оно и правда дело твое…

Ветер потащил за собой мальчишку, тот не упирался, лишь ногами едва–едва перебирал. Свернули в ближнюю улочку, тоже полную народу, потом в ближайший переулок. Тут было потише, и Ветер замедлил шаг, но хватки не ослабил.

— Если хочешь знать, что я думаю, — сказал, не поворачиваясь, — то вора из тебя не выйдет. Никудышный ты «птенец». Новичок?